↑ Вернуться > Сщмч. Елеазар Спиридонов

Протоиерей Николай Доненко: Священник Елеазар и Димитрий Спиридоновы

Елеазар Спиридонович Спиридонов родился в Евпатории в семье крымских греков. Отец был приказчиком, работал на Евпаторийских соляных промыслах. Семья была бедной, из имущества ценного ничего не было.

Мать Ольга Павловна, женщина глубоко верующая, еще мальчиком отдала Елеазара на клирос, где он пел дискантом. Благая Евангельская весть предполагает благое вместилище, а что может быть чище и лучше молящейся детской души. В 1893-м или 1894 году на деньги, собранные греческой общиной, Елеазар Спиридонов ездил в Иерусалим поклониться Гробу Господню. Это паломничество оставило неизгладимый след в его памяти. Он рассказывал о виденном и пережитом в Святой Земле как о самом светлом и лучшем в его жизни. Получив образование, Елеазар Спиридонович с 1894-го по 1900 год работал учителем в церковноприходской школе.

Женился Спиридонов на девице Ксении Ивановне Янковой. Таинство венчания совершил известный в Евпатории священник Иаков Чепурин, строитель и благоукраситель величественного Свято-Никольского собора, на устроение которого он положил все свои средства и силы. По признанию самого Елеазара Спиридоновича, о. Иаков сыграл в его жизни огромную роль. Духовный наставник, добрый друг и советник, о. Иаков был поистине благодетелем.

Ксения Ивановна была русской, родом из Евпатории. Родители ее, Иван Кириллович и Мария Гордеевна, переехали из Севастополя. Отец — человек заслуженный, почетный гражданин Евпатории, участник русско-турецкой войны, имел Георгиевский крест за храбрость.

Семинарист Елеазар Спиридонов

В 1899 году Елеазар Спиридонович был рукоположен в священный сан. Хиротонию совершил Таврический епископ Николай (Зиоров) в праздник Архистратига Божия Михаила и всех Небесных сил. Очень тепло и с большой любовью о. Елеазар отзывался о владыке, чей портрет до конца дней висел у него на стене. Первое диаконское место Спиридонова было недалеко от Бахчисарая, в селе Ашинха. Позже, уже священником, о. Елеазар служил в селе Керменчик. Сохранилась замечательная фотография, сделанная в 1904 году на Троицу. На фоне векового дерева в центре за столом сидит благообразный молодой священник в окружении своей паствы. Из другого мира смотрят на нас сосредоточенные, внимательные лица православных людей.

Иван Кириллович и Мария Гордеевна Янковы

В 1904 году в семье Спиридоновых родилась первая дочь — Вера, позже на свет появились Мария и Надежда. Детей о. Елеазар воспитывал строго, в религиозном духе и любви к труду. С раннего детства приучал к молитве и церковным службам. Сам будучи музыкально одаренным человеком, хорошо играл на скрипке и фортепиано, учил музыке и детей. Тихо и мирно трудился молодой священник во славу Христа. Материальное положение в семье улучшилось, и в 1912 году он купил 15 десятин земли при деревне Шеих-Шаях в Перекопском уезде. Землю обрабатывал совместно с крестьянином Пивоваренко, не привлекая наемных работников. В 1917 году, когда грянула революция и все заговорили о перераспределении имущества, кроткий священник без всякого принуждения отдал свою землю и двух коров местным крестьянам, не потребовав никакой компенсации.

Отец Елеазар был отмечен начальством на ниве общественного служения. За свое усердие он получил четыре медали. Первая серебряная медаль была вручена священнику за труды по народному образованию, вторую серебряную медаль он получил на свой юбилей — 25 лет образцовых трудов в церковноприходской школе. Две медные медали — по случаю 300-летия Дома Романовых и за труды, понесенные во время переписи населения.

В 1919 году семья Спиридоновых перебралась в Евпаторию. К тому времени был закончен храм в честь пророка Божия Илии. Построен он был на деньги греческой общины, значительную сумму дал известный судовладелец Панаиот Елеферович Давыдов. Он и руководил всей постройкой.

Епископ Николай (Зиоров)

Освящать храм приехал архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе). Мария Елеазаровна маленькой девочкой присутствовала на торжестве. Запомнились только свет и цвет. Все было прозрачно-белым и светящимся. Архиерей с библейским лицом и ее отец священнодействовали в алтаре.

В 1920 году в Евпатории начался ужасный голод. Отцу Елеазару приходилось непрестанно отпевать умерших. Его семья также голодала. Умерла от недоедания Мария Гордеевна. От голода скончалась тетя о. Елеазара, мать заболела сыпным тифом. Хлеба катастрофически не хватало. Мололи ячмень в кофейной мельнице, поджаривали и затем варили. Отец Елеазар запрещал употреблять сахарин, считал его вредным. К весне стало легче. Поступила американская помощь АРА. Открыли в городе столовую, стали кормить малельких детей и школьников супом и кашей из кукурузы. Постепенно все стало выравниваться.

Священником о. Елеазар был по призванию. Все у него было ладно и стройно. Где бы он ни появлялся, народ сразу же его принимал. Любили его за добрый и мягкий нрав, за кротость и бессребреничество. В отличие от других, он не назначал плату за требы, сколько дадут (если дадут), то и принимал. Вина сам не пил и в доме никогда не держал. Только после ареста прихожане ощутили и оценили по-настоящему, «кто с ними был и кого они потеряли».

Священник Елеазар Спиридонов с прихожанами. Троица, 1904 год. Село Керменчик

В доме по улице Комиссаровской, где жили Спиридоновы, было много книг и икон. Все было устроено по-семейному уютно и хорошо. Когда их потеснили новые власти и они остались в одной комнате, пришлось перегородить ее на несколько частей. Но теснота и неудобства никак не сказались на семейном мире.

Проповедовал о. Елеазар с прежним усердием, но все больше на евангельские темы, чтобы избежать каких-либо обвинений в контрреволюционной агитации. В 1928 году, 24 июня, о. Елеазар, все яснее осознавая перемены вокруг, записал в назидание домашним: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его и сия вся приложится вам». То есть ставьте прежде всего задачею и целью вашей жизни жизнь благочестивую и спасение души; земные блага дадутся вам по вере вашей и без ваших особенных забот Отцом вашим Небесным, Который дает всем все благопотребное, и жизнь, и дыхание, и вся».

Быстро и страшно менялась жизнь. Помышлять о каком-либо земном благополучии, пусть даже благочестивом, уже не приходилось. Официальные выпады против религии и церкви стали слишком явными. Закрывались храмы и монастыри. Все чаще на улице священник мог услышать в свой адрес оскорбление или насмешку. Случалось, что во время богослужения подстрекаемая властями молодежь била окна.

В «Информационном отчете обкома ВКП(б) о его работе за март 1925 года» читаем: «Так, например, 11 апреля в двух церквах Симферополя, а также в евпаторийском соборе во время торжественного богослужения группа комсомольцев и пионеров с шумом в шапках ворвалась в церковь; вырывали из рук верующих вербы и избили их». В другом секретном постановлении за тот же 1925 год говорилось: «В связи с благополучными видами на урожай в некоторых районах замечается оживление духовенства. Организуются молебствия, крестные ходы и т[ак] д[алее]. <…> Активизировать атеистическую пропаганду. Отметить значение науки и техники в сельском хозяйстве, причины урожая и неурожая.

Активизировать все виды пропаганды».

Священник Елеазар Спиридонов

Власти создавали множество циркуляров, вдохновлявших и направлявших атеистическую работу (см. Приложение).

Несмотря на стесненные обстоятельства, о. Елеазар принимал у себя всех нуждающихся. Дольше всего оставались у Спиридоновых монахиня Лариса и инокиня Евфросиния, совсем молодая сирота, обе из разоренного Космо-Дамиановского монастыря. Они помогали по дому, пели на клиросе. Одним словом, были как члены семьи. Кстати говоря, когда большевики пришли в Евпаторию, батюшке на квартиру подселили двух солдат. Принял их о. Елеазар кротко, без ропота и кормил за свой счет.

В конце 20-х годов о. Елеазар подружился с фотографом и духовным писателем Иваном Васильевичем Поповым. Их взгляды и внутренний настрой совпадали. Иван Васильевич перебрался из Ялты в Евпаторию в 1927 году после землетрясения вместе с женой Еленой Васильевной. С ними приехала и его мать схимонахиня Евгения. В свое время отец Ивана Васильевича из-за болезни матушки (она была парализована) переехал из Перми в Ялту, где вскоре умер. А матушка приняла схиму. Иван Васильевич окончил духовную семинарию, но по стопам отца, который был священником, не пошел — стал популярным фотографом. Несколько раз даже получал приглашение в Ливадию снимать царскую семью. Но основным своим призванием считал писание духовных книг. Подписывался Попов-Пермский. После революции его, разумеется, не печатали, писал «в стол», показывал свои произведения только близким знакомым и говорил со вздохом: «Никто теперь не печатает, никому это сейчас не нужно». Мать Ивана Васильевича была особенным человеком, отличалась глубокой верой и проницательностью. Со всего Крыма к ней приезжали за духовным советом и утешением. Ее прозорливость была вне сомнения, и многие убеждались в этом на собственном опыте. От пришедших из любопытства посмотреть на прозорливую матушка Евгения отворачивалась и оставалась так до их ухода. Другим же предлагала помолиться вместе и только потом беседовала на душеспасительные темы. Величие ее духа было таково, что приходившие, увидев парализованную схимонахиню, становились сразу же на колени и в таком положении продолжали говорить о своих нуждах и печалях. Часто спрашивали, вступать ли в колхозы, и, как правило, получали отрицательный ответ. Многим она предсказала будущее. Иван Васильевич и его жена весьма почитали матушку Евгению. В церковь ее носили на руках. Жили они у деревенских людей на квартире. Когда матушка Евгения в 1934 году отошла ко Господу, отпевал ее о. Елеазар.

Схимонахиня Евгения Попова

Вскоре, в конце 1934-го или в начале 1935 года, Ивана Васильевича арестовали. При аресте были конфискованы все дневники и рукописи. Умер И.В.Попов в одном из подмосковных лагерей.

Сжималось страшное кольцо сатанинской злобы и вокруг о. Елеазара. Все отчетливее ощущалась ненависть ко всему православному и, в первую очередь, к священству. Иногда о. Елеазар, уставший и измученный, приходил домой в оплеванной рясе, и матушка, чистя ее по вечерам, тихо плакала. Но это было только начало. Вскоре власти вызвали о. Елеазара на собеседование. Говорили с ним грубо и раздраженно, угрожали, предлагали сотрудничать, доносить на прихожан, не допуская и мысли, что кто-то может отказаться или уклониться от такого «доверия». Священник отказался. Потребовали, чтобы он больше не ходил по городу в рясе. И на это о. Елеазар не согласился: «Я священник и буду ходить в подобающей моему сану одежде». Рясу с него сняли только после ареста. Придя домой, о «встрече» и «предложениях» рассказал только своей матушке Ксении Ивановне, дочерям не стал говорить: не хотел огорчать. С этого времени у батюшки были собраны все необходимые вещи на случай ареста, в котором он уже не сомневался и к которому внутренне готовился. Его вызывали еще много раз, угрожали, шантажировали. Требования были все те же: сотрудничать и не ходить по городу в рясе. От сознания того, что каждая служба может стать последней, мир видится и переживается по-другому. Перед лицом неминуемой беды многое меняется в христианском сердце, суетные попечения расточаются, земные заботы уступают место страху Божию и молитве. Страдающая душа переплавляется, становится чистой, обновленной и прозрачной свету Христову. Ощущая это, прихожане становились еще ближе и роднее пастырю и друг другу. Все чаще исполненный скорби о. Елеазар молча садился за фортепиано и погружался в любимые славянские песнопения, которые мастерски исполнял.

Давление в последние годы возрастало, становилось ужасным, ощущалось физически, как будто священник был вне всякого закона. Перед самым арестом его несколько раз вызывали и требовали не только снять рясу, но и отказаться от сана. Священник был тверд и непреклонен.

В 1936 году, когда местная власть, выполняя директивы правительства, взяла курс на стирание «родимых пятен капитализма» — религии, греческая община храма пророка Илии ощутила на себе весь ужас неотвратимой гибели. С прихожанами общины — греческими подданными — власть обходилась более аккуратно, чем со своими гражданами. Начали издалека. Был поставлен вопрос о колокольном звоне как явлении неприемлемом. И местная власть наложила на него запрет. В связи с этим активисты отправились в горисполком ходатайствовать о снятии запрета. Там коротко ответили: «Разберемся, а пока идите, откройте храм и приготовьте документы. Мы сейчас же придем за вами с проверкой. Если у вас все в порядке, на месте и решим все ваши проблемы».

Евпатория. Соборная площадь.

Вид на Никольский храм

Доверчивые греки так и сделали. Но в обещанное время пришло не руководство горисполкома, а приехали пожарники с начальником милиции и членами культкома и сняли колокола на глазах парализованных от удивления прихожан. Кроме того, культком забрал договор на церковь с общиной. Прихожане, придя в себя, не захотели смириться с вероломным актом. Председатель церковной двадцатки Савва Федорович Кириакиди, хотя и был простым и малообразованным человеком (всего несколько начальных классов в Салониках), оказался в этой ситуации весьма предприимчивым. На улице Революции он имел маленькую мастерскую по ремонту и чистке обуви. Там-то и собралась греческая община, чтобы решить, что делать. Отец Елеазар благословил составить и отправить письмо в Москву греческому консулу и рассказать все, что произошло. Так и сделали. Поехать в столицу вызвался тот же С.Ф.Кириакиди. Письмо было вручено консулу через секретаря и возымело действие. Правда, обратное тому, которого ожидала община. Власти Евпатории пришли в ярость: как, клевета на органы и социалистическую действительность, да еще от кого?!

Арестовывать о. Елеазара пришли во второй половине дня 27 октября 1936 года. Он был советским подданным, и с ним можно было не церемониться. Несмотря на то, что о. Елеазар в последние годы готовился к аресту и не сомневался, что это рано или поздно произойдет, он смутился. По натуре своей он был человеком очень домашним. Если приходилось ехать куда-нибудь по церковным делам, он накануне ночь не спал. «Мне лучше всего дома», — повторял он неоднократно. Можно только представить, какое мучение и боль доставили ему арест и тюрьма.

Других членов общины как греческих подданных арестовывать не решились, а взяли подписку о невыезде: не хотелось снова привлекать внимание греческого консула.

Господь готовил о. Елеазару венец исповедника. Обвиняли священника, в первую очередь, за письмо к консулу, в котором усматривали «клевету на органы местной власти». Зачем благословил и участвовал в его составлении, зачем разрешил казначее общины выдать деньги на поездку в Москву.

Произвели обыск в храме и в доме священника. Мария Елеазаровна жила отдельно от родителей, так как была замужем. Зайдя к родителям после работы, чтобы забрать ребенка, она увидела, что весь дом перевернут: книги выложены из шкафов, иконы разбросаны. Это напоминало, по ее словам, скорее погром, чем обыск. Ксения Ивановна отдала дочери внучку и попросила уйти, чтобы не пугать ребенка.

Священник Елеазар. 1916 год

Церковные и богослужебные книги показались властям вполне достаточным поводом для обвинения священника. В официальном акте было записано: «Подвергнув проверке литературу, изъятую при обыске в греческой церкви г. Евпатории, нашли в ней элементы монархической пропаганды.

1). Книга на славянском языке «Часослов» полностью посвящена воспеванию монархического строя и призыву к верующим стойко стоять за самодержавие императора Николая Александровича и святую православную веру. На стр. 12 говорится: «Слава Тебе, Царю Вседержителю» и т[ак] д[алее].

2). «Божественная литургия» — книга на славянском языке, полностью посвящена восхвалению и воспеванию монархического строя с указанием имен царей и т[ак] д[алее].

3). «Акафист» — содержит в себе элементы монархической пропаганды.

4). «Псалтирь» на славянском языке содержит в себе призывы к верующим быть преданным царю и вере русской.

5). Два журнала «Нива» с портретами царей и всего царственного дома».

Все это на первом же допросе предъявили священнику как факт его несомненной вины. Не теряя чувства собственного достоинства, батюшка пытался объяснить следователю: «В предъявленном мне обвинении я себя виновным не признаю, так как я никогда никакой агитации против советской власти не проводил и идей фашизма не проповедовал. В том, что хранил и пользовался книгами, содержащими в себе элементы монархической пропаганды, даю следующее разъяснение. Вся служба в греческой церкви совершается по греческим книгам. Все церковные каноны читаются на греческом языке, а если я когда-либо служил на церковнославянском языке, то ектении произносил не из книг, а по памяти. Книги, изъятые при обыске в греческой церкви, принесены и оставлены в церкви русскими верующими. Изъятые духовные книги у меня на квартире при обыске принадлежали лично мне, но я ими при службе в греческой церкви не пользовался».

Следователь не отступал, интересовался, с какой целью о. Елеазар хранил эти книги. Священник сказал: «В квартире хранил лишь потому, что эти книги являлись моей личной собственностью. Я же уничтожить или выбросить их не мог, поскольку они являются духовными писаниями, а посему и хранил. Что же касается журнала «Нива», то я в свое время выписывал этот журнал, а потом сшил в один том, и так они сохранились у меня без всякой конкретной цели».

Этим обвинения не исчерпались. Выяснили, что у о. Елеазара были родственники за границей — жена троюродного брата Ирина Митрофановна Василькиди, которая несколько раз писала Спиридоновым и даже дважды присылала денежные переводы. Один раз на 10 долларов, другой — на 5. Оба раза о. Елеазар получил на эту сумму для семьи продукты в торгсине. По ходу следствия оказалось, что были еще дальние родственники в Греции и Литве, которые иногда присылали письма.

Но и это еще не все: о. Елеазара Спиридонова обвинили в том, что он «служил панихиды за иностранных подданных и о врагах Советского Союза, проживающих за границей», как записано в протоколе. Оказывается, что, когда в 1936 году умер Константинопольский Патриарх, в Ильинском храме, разумеется, была отслужена панихида. В том же году умер Панаиот Елеферович Давыдов, проживавший в Греции, но многими нитями, родственными и деловыми, связанный с Евпаторией. В значительной степени его хлопотами и при его активном участии был построен храм пророка Илии, в котором и служил о. Елеазар. Когда племянница Давыдова принесла телеграмму, сообщавшую о его смерти, настоятель и вся община решили отслужить великую панихиду. Из церковной кассы на поминки было выделено 40 рублей, что, по мнению следователя, усугубляло вину священника.

На допросы вызвали старосту и казначею греческого прихода — Марию Мартыновну Демерджи. Держалась она с удивительным мужеством и достоинством. В прошлом жена крупного севастопольского помещика, который владел более чем 300 десятинами земли, скотом, инвентарем и т. д., женщина глубоко верующая, добрая. После смерти мужа она осталась в бедности, а с приходом большевиков совсем обнищала. Но это не поколебало ее внутреннего мира, и перед лицом смертельной опасности она оказалась бесстрашным человеком. На все вопросы, обвинения, угрозы отвечала предельно лаконично и единственно правильно: «Виновной себя не признаю. К вышесказанному более добавить ничего не могу». И обвинения против нее — «хранение монархической литературы в храме», «выдача денег для поездки в Москву» и прочие — отскакивали от Марии Мартыновны и возвращались профессиональной неудовлетворенностью к негодующему следователю. Вызвали на допрос председателя церковного совета Савву Федоровича Кириакиди. Обвиняли в том, что он, «прикрываясь религиозными убеждениями, преследует политическую цель и группирует вокруг себя враждебные элементы. Сомневается, что при новой конституции «жить станет легче», и считает, что «государственные займы не что иное, как просто грабеж». Но несмотря на все старания следствия, Кириакиди виновным себя не признал, остался непреклонным и дать показания против о. Елеазара Спиридонова отказался.

Привлекли к ответственности и прихожанина Параскеваса Елеферовича Спотопуло, простого рыбака, но в прошлом «собственника», который «имел лодку, которую эксплуатировал». И от него следователь захотел получить показания на священника. Обвинили его в тех же преступлениях, что и других, добавив еще одно обвинение: «Активно выступает против мероприятий, проводимых Соввластью и правительством, и часто выражается по адресу руководителей партии нецензурными выражениями, чем компрометирует последних», а также «проводит монархическую пропаганду».

Отец Елеазар с женой и детьми

Отца Елеазара продержали в симферопольской тюрьме полгода, но не добились «нужных» показаний, несмотря на частые и мучительные для пожилого священника допросы.

Во узах с о. Елеазаром оказался епископ Симферопольский и Крымский Порфирий (Гулевич). Он будет расстрелян в Средней Азии в 1938 году.

Вызывали и многих других прихожан храма пророка Илии и членов греческой общины, но лишь двое — бывший староста общины учитель Петр Павлович Барбов и Елена Панаиотовна Параскевас — подтвердили все обвинения следователя, не найдя повода и сил в своей душе не участвовать в расправе над праведником.

Матушка Ксения Ивановна с дочерьми возила передачи, дважды добивалась свидания. Во время свидания стоял невероятный гул и было удивительно и жутко от множества незнакомых взволнованных людей. Что говорил измученный священник, разобрать было трудно из-за шума и ослабевшего от старости и страданий голоса.

Останавливались оба раза у Димитрия Спиридоновича, родного брата о. Елеазара.

9 июля 1937 года Особым Совещанием тройки при НКВД о. Елеазар Спиридонович Спиридонов был приговорен к пяти годам концлагерей. Всех остальных, кто проходил по делу, приговорили к высылке за границу как иностранных подданных.

Сразу же после вынесения приговора о. Елеазара этапом отправили на Колыму. Матушке и дочерям удалось узнать о дне отправки. Приехали в Симферополь. Ночевали у Димитрия Спиридоновича, а утром все вместе отправились провожать исповедника. Зрелище было удручающим. От тюрьмы до вокзала понурые люди с заведенными за спину руками, окруженные солдатами и собаками, шли в неизвестность, навстречу собственной гибели, чтобы перемучиться и умереть. Только тот, кто несомненно знает, ради чего жил и за что готов умереть, в этом густом, непроницаемом облаке человеческого страдания может различить светлый луч Божественной Любви.

Работал о. Елеазар на колымских рудниках. Первую посылку из дому он получил, но вторая, где были теплые вещи, вернулась домой. Это была весть о его смерти. Никаких официальных объяснений не последовало. На 64-м году жизни о. Елеазар Спиридонов, истощенный голодом, холодом и болезнями, измученный рабским трудом и невыносимыми условиями лагерной жизни, преставился.

Это случилось 6 декабря 1937 года. Пронеся крест пастырского служения, претерпев кротко и смиренно все скорби и болезни, которыми посетил его Господь, священник Елеазар Спиридонов стяжал венец исповедника.

О Димитрии Спиридоновиче Спиридонове надо сказать отдельно. Родился он в 1871 году. Еще в Таврической духовной семинарии он выделялся среди товарищей замечательными способностями, дававшими основание его родителям возложить на него большие надежды, и, в известном смысле, он их оправдал. В семинарии он духовно сблизился с протоиереем Николаем Мезенцевым [Примечание. Священномученик Николай Мезенцев Определением Священного Синода Украинской Православной Церкви причислен к лику святых в 1997 году.], и эти отношения со временем переросли в большую дружбу, сохранившуюся до их мученической кончины. Образование Димитрий Спиридонович продолжил на казенный счет в Санкт-Петербургской Духовной Академии, которую окончил с успехом.

Димитрий Спиридонович Спиридонов

Во время учебы он регулярно помогал младшему брату Елеазару: высылал необходимые книги, давал советы, оказывал нравственную поддержку. Димитрий Спиридонович отличался большой религиозностью. Смирение и кротость его рождали ту изумительную, лишенную всякой мнительности деликатность, которой многие удивлялись. Он не позволял себе ни одного не то чтобы грубого или дерзкого поступка, но и слова, даже в тех случаях, когда очевидно требовалось прибегнуть к строгому внушению. Возвышенное состояние ума, погруженного в высокие предметы богословских наук, молитвенная устраненность от повседневных забот подвигли его продолжить научные занятия в Московском университете вольнослушателем.

По возвращении в Крым Димитрий Спиридонович преподавал в Таврической духовной семинарии. Его научная деятельность получила высокую оценку, и по рекомендации Арсения Ивановича Маркевича — выдающегося историка, этнографа, археолога и краеведа Крыма — 13 декабря 1907 года Спиридонов был принят в Таврическую ученую архивную комиссию, которая занималась вопросами истории и культуры. В ТУАК входили лучшие ученые и краеведы не только Крыма, но и других регионов империи. 28 ноября 1908 года Димитрий Спиридонович сделал блестящий доклад «К вопросу о мученичестве св. Климента, папы Римского в Крыму».

С 1913-го по 1916 год он провел в Греции, занимаясь научной работой. В это время он познакомился и сблизился со многими греческими архиереями и университетскими профессорами. Впоследствии он вернулся в Крым и преподавал в Таврической духовной семинарии. В «Таврических епархиальных ведомостях» было опубликовано много его работ, посвященных различным вопросам церковной истории: «Древнехристианские мученики» [Примечание.Текст исследования приведен в Приложении с незначительными сокращениями.,] «Новациан и его раскол», перевод с греческого текста священномученика Климента Римского «О девстве» и другие. В своих публикациях он продемонстрировал научную основательность, огромную эрудицию и блестящее знание предмета.

Примерно в это время Спиридонов венчался с Анисией Ивановной. Брак оказался счастливым, но детей у них так и не появилось.

Димитрий Спиридонов.
Февраль 1924 года

С 1918-го по 1922 год Димитрий Спиридонович учительствовал в Евпатории, а с 1919 года был секретарем совета греческого общества и председателем церковной двадцатки греческого храма пророка Илии, в котором настоятелем был его брат иерей Елеазар. 6 августа 1922 года Димитрий Спиридонович был избран товарищем председателя ТУАК. К этому времени относятся его научные работы «Уроженцы северного побережья Черного моря в истории древнегреческой мысли» и «О мариупольских греках». Потрясения революции и Гражданской войны заставили Спиридонова искать более удобное место для научных занятий. Желание оказаться вне политики для него было принципиальным, но так как это в советской России было уже невозможно, он в 1922 году предпринял неудачную попытку эмигрировать в Грецию. После официального отказа он переехал в Симферополь и стал преподавать в Таврическом университете, а также работал в ОХРИС. При советизации Крыма в знак протеста и несогласия с тем, что происходит, он ушел с педагогической работы и устроился в краеведческий музей, где активно занялся научной работой. 19 мая 1928 года он напечатал «Заметки из истории эллинства в Крыму». Краеведение не было созвучным вошедшей во власть новой идеологии. 15 января 1931 года было проведено заключительное заседание ТУАК (к тому времени она была переименована в Таврическое общество истории, археологии и этнографии), на котором присутствовало 15 человек, в их числе был и Спиридонов. Его научный потенциал, очевидный всем, скоро привел его к должности заместителя директора музея, и Димитрий Спиридонович отвечал за всю научную работу. Непродолжительное время он был и директором музея. В эти годы Дмитрий Спиридонович вел обширную научную переписку с учеными различных университетов: с профессором Берлинского университета Адольфом Гарнаком, с профессором Кембриджского университета Илией Минсом, с профессором из США Александром Васильевым и многими другими. Несмотря на чрезвычайную кротость и, как думали некоторые, непрактичное смирение, Димитрий Спиридонович обладал большими и разнообразными научными связями как в СССР, так и за его пределами. О нем неизменно отзывались как о «культурнейшем и эрудированнейшем человеке, имеющем глубокую веру».

Но атмосфера в стране становилась удушающей даже для тех, кто переносил свою жизнь и все свое внимание по преимуществу в сферу духовных и научных интересов. Контроль за мыслью, внутренним миром человека становился тотальным. Как человек Церкви он не желал конфронтации с идейно чуждой ему властью и в 1934 году снова обратился в греческое посольство с официальным ходатайством о выезде из СССР. Свою просьбу он объяснял необходимостью продолжить научную работу по изучению народных говоров Мариупольского и Сталинского (Донецкого) округов, начатую им в 1926 году. В течение нескольких лет (до 1932 года) он ежегодно бывал в этих местах с научными целями и собирал необходимый материал. Теперь же он пытался объяснить советским чиновникам, что ему необходимо собрать местные говоры в Греции. Но, как и следовало ожидать, в просьбе ему отказали.

В эти годы Димитрий Спиридонович сосредоточил все свое внимание на молитве и ученых занятиях и только в них находил утешение и нравственное оправдание. Но и сейчас, когда его жизнь стала подобна монашеской, он не стал, несмотря на предложение, принимать священный сан. Эту уклончивость в принятии на себя ответственности нельзя было объяснить ни малодушием, ни страхом перед гонителями, могущими в любое время отнять не только свободу, но и саму жизнь. Напротив, по свидетельству очевидцев, Димитрий Спиридонович отличался мягкой решительностью и способностью без шумных заверений, незаметно для тех, кому это не надо, принять необходимое решение и оптимально его реализовать. Работая директором краеведческого музея, он не боялся принимать деятельное участие в церковной жизни. До самого ареста он оставался не только прихожанином, но и активным членом двадцатки симферопольского Святотроицкого храма. Настоятелем его в то время был протоиерей Митрофан Василькиоти, глубокий старец, который уже не мог без посторонней помощи выйти за пределы церковной ограды. Ему во всем помогал старый друг и духовный наставник Димитрия Спиридоновича священик Николай Мезенцев. Спиридонов неоднократно принимал участие в разрешении различных церковных проблем: когда местные атеисты снимали колокола, он в числе других писал греческому консулу, прося защиты; в 1934 году, когда церковь практически закрыли, благодаря его квалифицированному участию и бесстрашной позиции удалось использовать все возможные механизмы и отстоять единственный православный храм в городе.

В начале января 1938 года особый сектор Крымского областного комитета ВКП(б) принял решение об ужесточении борьбы с религией [Примечание. Документ областного комитета партии помещен в Приложении.].

20 января 1938 года Димитрий Спиридонович был арестован, а вместе с ним — вся церковная двадцатка. Примерно в это же время в Евпатории были арестованы около пятидесяти греков, имевших отношение к Ильинскому храму. За матушкой о. Елеазара Ксенией Ивановной пришли ночью, после Рождества 1938 года. Обыск был поверхностным и торопливым: знали, что все, что можно найти, уже нашли и вынесли при обыске ее мужа. Дочь Вера побежала к Марии сказать, что маму арестовывают. Когда Ксению Ивановну повели по пустынным улицам ночного города, Надя со слезами побежала за ними. Когда ее мать завели в здание НКВД, она не захотела уйти, стояла и горько плакала. Какой-то участливый татарин, проходя мимо, тихо сказал: «Не плачь, иди домой», — и торопливо пошел дальше.

«Дело» против греков формировалось вокруг наиболее представительного члена церковной двадцатки Ильинского храма — Константина Ивановича Попандопуло, так как он был знаком с греческим консулом в Москве. Греческий подданный, он практически всю жизнь прожил в Крыму. Его отец был частным переводчиком с греческого, татарского и турецкого языков. К.И.Попандопуло до революции служил в городской управе в должности делопроизводителя, потом был городским нотариусом. После революции бежал от большевиков в Грецию, но в 1919 году вернулся и выехать за пределы СССР уже не смог. Его арестовали 19 декабря 1937 года, и он якобы дал показания, на основании которых и были арестованы все остальные.

Д.С.Спиридонов, К.И.Спиридонова, К.И.Попандопуло, И.П.Памбуков [Примечание. Родился в Евпатории, грек, занимался частной торговлей и живописью, активно участвовал в церковной жизни.] и еще 26 человек были обвинены по ст. 58, п. 6-10-11 УК РСФСР. В обвинительном заключении следователь Ханжин писал: «Произведенное расследование установило, что проходящие по данному делу лица являются участниками контрреволюционной греческо-националистической организации, существовавшей в городе Евпатории и ликвидированной в 1937 году.

Данная контрреволюционная организация была создана в 1922 году по заданию разведки Попандопуло К.И. Всего в состав контрреволюционной организации входил 51 человек <…>. Спиридонов Д.С. писал от всей контрреволюционной организации контрреволюционные клеветнические сведения о жизни в СССР, которые направлял в греческое консульство <…>, поддерживал связь с уже осужденным протоиереем Мезенцевым».

Решением тройки от 5 ноября 1938 года под председательством капитана Якушева и при участии секретаря КрымОК ВКП(б) Сеит-Ягьева, младшего лейтенанта Г.Б.Малыхина Д.С.Спиридонов был приговорен к высшей мере наказания, несмотря на то, что он категорически отверг все обвинения и виновным себя не признал. Его расстреляли в один день с И.П.Памбуковым — 29 ноября 1938 года. Ксению Ивановну отправили в Белоруссию, где она была расстреляна 20 февраля 1938 года.

Некоторые обстоятельства по делу осужденных евпаторийских греков стали выясняться после войны из-за многочисленных жалоб и не в последнюю очередь потому, что большинство из них были греческими подданными. В мае 1956 года была проведена проверка архивно-следственных дел, которая только отчасти помогает представить, что происходило в те годы с простыми, ничем не защищенными людьми.

Бывший сотрудник НКВД Скваровский на судебном заседании по делу арестованного и осужденного за «нарушения социалистической законности» Коробейникова показал: «Протоколы я писал от имени обвиняемых в контрреволюционной деятельности <…>. Фиктивных протоколов я составлял много от имени свидетелей, а подписи подделывали сами; производили массовые необоснованные аресты; применяли меры физического воздействия к арестованным <…> и привлекали других работников горотделения НКВД к фальсификации следственных дел».

По вопросу ареста «лиц греческой национальности в Евпатории» бывший оперуполномоченный НКВД Коробейников, который оформлял материалы для ареста по этим делам, 10 апреля 1939 года дал следующие показания: «В середине декабря 1937 года приехал начальник V отдела УГБ НКВД Казаков, который вместе с Сарапуликиным и Супруном составили списки греков <…>, около 36-56 человек, на которых было приказано писать справки на арест. Списки писались как с имевшихся агентурных данных, а также и без компрометирующих материалов. Все справки корректировались Казаковым, Супруном и Сарапуликиным, после чего подписывались мною.

Как только были арестованы лица, помню, по фамилии Гипис и Попандопуло, Казаков дал распоряжение поставить на стойку того и другого. Гипис простоял около 6-7 суток, упал, но показаний никаких не дал».

Далее Коробейников показал, что к арестованным грекам применялись незаконные методы расследования, в результате чего от них получали требуемые показания. «Когда столкнулись с тем, что нет материала, то Сарапуликин заявил, что людей арестованных выпускать нельзя <…>. Вот что заставляло писать фиктивные материалы».

Сарапуликин дал следующие показания: «Супрун давал мне вопросы, и по ним я составлял фиктивные протоколы <…>. Я сидел часами и думал, что мне писать. Показания я выдумывал и записывал в протокол».

Трагично сложилась судьба дочерей исповедника — Веры и Надежды Спиридоновых. Как гречанки они были депортированы из Крыма в 1944 году. Осталась только Мария Елеазаровна, так как была замужем за русским и жила отдельно. Позже переехала с семьей в Харьков.

Сестры попали в Кемеровскую область (Кузбасс). Имущество — мебель, пианино, ценные вещи — было конфисковано. Они, южные люди, оказались в суровом крае лишь с ручной кладью. Первое время жили в картофельной яме, жестоко голодали. Их проблемами никто не хотел заниматься. Только много месяцев спустя, когда одна из сестер устроилась санитаркой в больницу, они смогли переселиться в барак. Жизнь со временем стала сносной, но выбраться из леденящих объятий неправедной ссылки они так и не смогли, найдя вечное упокоение вдали от родного края.

прот. Николай Доненко

ИСТОЧНИКИ

Архив СБУ по Крыму. — Дело № 934 по обвинению Спиридонова Е.С. и др. Л. 16-23, 55, 65, 66. Арх. № 09674. Дело по обвинению Попандопуло К.И. в 2 т.

ГААРК. — Ф. Р-663, оп. 10, д. № 266, л. 208-211.

Таврические церковно-общественные ведомости. — 1909. № 24, с.989-995; № 25, с. 1116-1125; № 26, с. 1282-1290.

Личный архив М.Е.Спиридоновой-Богдановой.

Приложения

Содержание